![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Четыре страны, включая Андорру и Францию транзитом: Португалия
Про дорогу из Испании в Португалию я не хочу вам расказывать без картинок. Cлова все равно ничего не скажут, кроме „очень красиво“ на разные лады.
Удивительным образом португальский берег реки Доуро оказался более ухоженным, чем испанский. А португальский язык показался на первый взгляд каким-то пьяноватым вариантом испанского. „У“ на месте „О“, а вместо кокетливой испаснской шепелявости, шмешное шипение, как будто язык не ворочается. „Штул и штол“. И еще „бом“ вместо „бон“. Впрочем, очень мило. Может, не пьяноватый, а просто детский? А я-то сначала было подумала, что языки совершенно не имеют ничего общего. Это „спасибо“ меня ввело в заблуждение: попробуйте-ка найти общие черты у „грасиас“ и „обригадо“.
Из приключений: в тот день мы проворонили обед. В Португалии же, знаете, строго с этим делом: с часу до полтретьего и – всё, кто не успел, тот опоздал, кухни везде закрываются на сиесту, соси лапу, грызи снеки. Но снеки нам не приглянулись, и у меня постепенно стало появляться чувство, что я сейчас натурально прилягу в обморок. Вот удивительно: на сорокоградусной жаре как будто не слишком хочется есть, но через какое-то время появляется дурное ощущение, что сейчас просто упадешь и не встанешь. Как будто силыостались только на то, чтобы кого-нибудь побольнее укусить напоследок иссякли, испарились, как вода на жаре. А может, надо было просто как раз побольше воды пить? Возможно. Но когда мы уже чуть не падали с голоду, где-то между гор нам встретился очень приличный на вид супермаркет. И там было прохладно, и работало кафе. Пирожные? – Ладно, черт с ними, пусть будут пирожные. С кофе. И тут на первый план вышли языковые проблемы. Продавщица не говорила по-английски, мы – по-португальски. И если про пирожные – эклер, капкейк, меренга – мы запросто всё объяснили, то получить по БОЛЬШОЙ чашке кофе к ним оказалось проблемой. Дело в том, что стандартная чашечка кофе в Португалии – это наперсток, примерно на две трети наполненный прекрасным крепчайшим ароматным напитком. Пьют его очень-очень сладким. Это всё замечательно, но одного глотка кофе, даже самого распрекрасного, никому из нас не хватило бы запить пирожные, как этот глоток ни растягивай. Поэтому мы попытались заказать по нормальной чашке кофе, тем более, что мы видели: перед некоторыми посетителями кафе стояли именно такие, среднестатистические. И вот тут-то мы потерпели полное фиаско: что касалось кофе, продавщица не в силах была понять ни слов, ни жестов. Так бы мы, может, и по сей день стояли в том кафе, если бы Лёшка от отчаяния не вскрикнул на самом ему близком из иностранных языков: große Tasse! (большая чашка!)
- Гроссе тассе? – внезапно переспросила продавщица на довольно бойком немецком, - Что ж вы сразу-то не сказали?
Так мы получили наш кофе, повеселились, поулыбались, всё съели и выпили, а затем мило распрощались. Мне очень хотелось немного задержаться, и расспросить тетеньку, откуда она так хорошо говорит по-немецки, но моё семейство не одобряет, когда я завожу разговоры с посторонними.
Ночевали в местечке Пиньяо. В описании говорилось, что мы сняли „виллу на одну спальню“ и я уже воображала себе всякие чудеса. Но на деле "вилла" оказалась маленькой квартиркой внутри беспорядочного нагромождении домиков, наперегонки карабкающихся по склону горы. Хозяйка (то есть ее дочь) встретила нас, как родных. Говорила, кстати, на прекрасном английском. Но увы, ни это радушие, ни английский, ни маленькие бутылочки портвейна, ни наполненность квартирки финтифлюшками, ни даже два вентилятора не компенсировали отсутствия кондиционера. Нормально уснуть удалось только часам к трём. Зато снилось нечто совершенно фантастическое. С полетами, черной магией, оживающими каменными химерами и таинственными встречами на старом кладбище.
***
Пейзажи по дороге из Пиньяо в Порту были еще красивее, чем накануне. А я-то, честно говоря, думала, что это уже невозможно.
Наученные наканунешним горьким опытом, мы сильно волновались насчет обеда. И, в общем, не зря. Ресторанов в этих горах, похоже не водилось. Совершенно случайно Лёшка своим орлиным (хотя и несколько близоруким) глазом заметил какую-то невнятную вывеску.
И – ура-ура! – это действительно оказался ресторан. Он казался продолжением личной кухни хозяев, как будто они случайно наготовили к обеду слишком много еды и пригласили соседей. И соседи пришли: разговорчивые старички, дорожные рабочие... Все как будто бы были знакомы, весело переговаривались между собой и с хозяевами, только мы да еще одна неместная (но все равно португальская) семья были чужаками. Хозяевами, официантами и прочим персоналом ресторана была немолодая пара. Оба очень такие... земные. Плотные, приземистые, крепкие. Обслуживать посетителей помогал небольшой румяный мальчик. Очевидно, младший сын. А может быть, и внук. Снова возник пресловутый языковой барьер, но здесь он оказался вполне преодолимым: „хрю-хрю“ и „куд-куда“, что тут не понять?
Обед оказался очень обильным, незамысловатым и баснословно дешевым. По 6 евро с носа, такого мы не еще видели.
***
А Порту и вовсе оказался прекрасен. Сначала, конечно же, состоялась обычная, но неизменно освежающая игра в поиски отеля в путанице узких улочек и всеми игнорируемых запрещающих знаков. Потом дамочка на рецепции нашего пенсиона устроила мне лёгкую встряску. Ка-ак начала что-то быстро-быстро говорить по-португальски, да с трагическим лицом, да хватаясь за голову... Оказалось,она думала, что в нашей комнате не застелена третья кровать. Когда, выяснилось, что всё в лучшем виде застелено, она заговорила еще быстрее, но облегченно, и так мило раскраснелась, прямо посмотреть было приятно.
Но зато потом, потом... От нашего пансиона до центра было каких-нибудь пара десятков шагов, и нам достался еще приличный кусок вечернего города, всех этих домов, покрытых плиткой азулежу и от этого выглядящих так, как будто они снаружи оклеены обоями в мелкий цветочек.
На особенно нарядных церквях азулежуш бело-голубая, со всякими сюжетами и узорами, так что церкви эти похожи одновременно на чайные сервизы Гжель и изразцовые печи... Только кафедральный собор Се больше всего напоминает мрачную средневековую крепость.
А знаменитый мост Луиша Первого! Выходишь на него от Се, и как будто ты в верхнем мире. Внизу, в 170-ти метрах – Рибейра – это такой район на берегу реки, который раньше был очень бедным, сейчас стал туристическим, но по слухам все равно не совсем благополучным – мешанина пестрых домиков разной степени развалистости, балкончики с неизменно сушащимся бельём, извилистые улочки-лесенки, убегающие наверх. Невыносимо заманчиво. С краю несколько домов заброшены и разрушены, и их поглотили заросли плюща. Как будто джунгли, даже немного жутковато: кусок города превратился в сплошное переплетение стеблей, листьев и больших лиловых цветов. Всё нежное, с ласковыми мягкими контурами, но сразу видно, очень упрямое. Живучее. Сверху выглядит, как застывшая зелено-лиловая волна. Кажется, она готова повоевать с городом за жизненное пространство. И дай ей волю, она потихоньку, ласково, но неумолимо поглотит его весь, сантиметр за сантиметром. Лёшка называет Рибейру „Требухейрой“, и это мало того, что остроумно, но еще и вполне правильно. Так вот, идёшь по "верхнему миру", мост чуть заметно раскачивается от ветра, мимо время от времени проезжают красивые современные трамваи, и ты посматриваешь вниз, на всю эту мелкую суету, воображая себя горни из романа Дяченко „Варан“. А потом спускаешься вниз в стеклянной кабинке фуникулера, выходишь и становишься уже почти что поддонком. И видишь вблизи лодки, груженые бочками портвейна, и чувствуешь запах рыбы, и чайки-кричайки пролетают прямо над головой. И ты переходишь мост Луиша Первого обратно, теперь уже по нижнему ярусу, а мимо грохочут вонючие грузовики, и дома Рибейры позволяют разглядеть себя вблизи, во всем своем вызывающе-ветхом великолепии, и неожиданные ступеньки лезут под ноги. А верхний ярус, верхний мир оказывается в такой невероятной высоте, что его как бы и нет вовсе.
Когда гуляешь по тесным улочкам „нижнего“ Порту, время от ремени неожиданно натыкаешься на какую-нибудь дивную церковь. Но ни сфотографировать ее, ни просто охватить взглядом невозможно, потому что площадь перед ней крошечная, как малогабаритная кухня. Вещь в себе, жемчужина в раковине.
Парадоксальным образом я ела в Порту лучшею в моей жизни пиццу: с красной рыбой и рукколой.
К сожалению оказалось, что знаменитые португальские десерты – это для нас слишком сладко, а знаменитые португальские лень, неторопливость и необязательность – слишком противно. Ну, и еще нам не очень нравится, когда чайки гадят нам на голову, хотя, говорят, это к деньгам :)
И попрошайки очень раздражают, но на них хорошо влияет русский язык: отлипают просто мгновенно.
Мне бы очень хотелось вернуться в Порту.
***
Из Порту в Лиссабон ехали не просто так, а сначала через городок Aveiro, который стремиться стать португальской Венецией. Ах, они все хотят стать какой-нибудь Венецией, северной, южной, но Венеция одна. Вот и Авейру – это просто городок с парочкой каналов и мостов, по которым катают туристов на гондолах. На гигантских моторных гондолах. Еще в Авейру есть несколько красивых домов и хорошеньких улочек. По субботам (а мы как раз подоспели к субботе) раскидывается на полянке самодеятельный базар. Всякие самобытные штучки из ракушек, вполне банальные сувениры, самодельновыделанные шкурки, деревянные игрушки, металлические панковские украшения и безумный фаянс. А еще там же на полянке, на берегу канала жарится на вертеле целый поросенок, и можно купить кусочек и съесть тут же рядом, за деревянным столом под пестрым пляжным зонтиком. К мясу подают хлеб и соленья, и есть всё это надо быстро, ловя разлетающиеся на ветру бумажные стаканчики и салфетки. Мы так и сделали. А фальшивыми гондолами и базаром - пренебрегли.
***
После Авейру был Peniche, и как это произносится по-португальски, я понятия не имею, похоже совсем языколомно, но зато там океан. И по другую его сторону Америка, примерно штат Нью-Йорк, и между нами только далёкий маяк и безумный-безумный ветер, и совсем уж невообразимые скалы, и камни, и лабиринты между этих камней, я таких еще не видела.
А с другой стороны полуострова длинный песчаный пляж, и мы даже искупались, несмотря на сильный ветер и почти полную невозможности припарковать машину – суббота же, народ купаться приехал. Вода, кстати, была весьма холодная. В этом месте все говорят «Ну что ты хочешь, это же Атлантика!» А я отвечаю: «А когда мы купались с другой стороны этого же самого океана, на Брайтон Бич, то вода была вполне себе тёплая.»
***
А потом уже был Лиссабон. Знаете, как Лиссабон произносится по-португальски? – Лишбоа. Очень эротично. „Из одежны на ней было лишь боа...“
Конечно, по-хорошему, Порту должен бы был пропустить Лиссабон вперед. Порту всё же поострее, и он несколько перебил нам аппетит.
Но всё равно. Мы, как обычно жили в самом-самом центре, на мощёной булыжником улице, недалеко от музыкального театра. Вечерами, когда дыхание океана изгоняет дневной жар, улица эта буквально взрывается бурной пряной жизнью летнего города, неудержимой, неутолимой, пылающей разноцветными фонарями, с ресторанами всех кухонь мира и их артистичными зазывалами, похожими на голливудских артистов, и официантами, похожими на английских аристократов. С продавцами летающих фосфорецирующих игрушек, с музыкой разнообразнейших жанров, и даже фаду, подумайте, фаду. И толпами прекраснейших городских ночных туристов. Все, как один, молоды, прекрасны и счастливы.
И эта шумная и прекрасная улица загадочным образом обрывалась в двух десятках шагов от нашего пенсиона. То есть улица-то продолжалась, и стены, и мостовая, но фонари, шум, веселье и жизнь были отрезаны, как ножом. За этой невидимой стеной начиналась темнота и тишина, и сонный покой, как будто бы это не Лиссабон, а заспанный провинциальный городишко. Сам пенсион тоже был весьма провинциальным. Особенно завтрак. Мне представлялось, что такая обстановка должна быть в сиротском приюте: затхло пахнущая столовка с обшарпанными столами, подгоревшие, но непропечёные плюшки и позёвывающая официантка-надзирательница. Только тошнотворного детсадовского какао не хватало.
Зато из окна нашей комнаты можно было заглянуть за толстую кирпичную стену, которую – еще одна странность – было как будто не видно снаружи. Участок за стеной сплошь порос вековым бурьяном, но у дома, который там стоял, были такие смешные черепичные крышки над чердачными окошками..! По-моему, я его не сфотографировала, такая балда.
…А знаменитый лиссабонский лифт Элевадор-ди-Санта-Жушта тоже находился от нас неподалёку. Правда, когда мы прибежали туда по утренней прохладе, в десятом часу – по нашей просыпающейся улице, через хорошенькую площадь с фонтаном, где собирался (как дождь) фотошутинг красивой капризной модельки в алом платье – лифт был закрыт. Несмотря на табличку «часы работы c 7:30 до 22:30». Только после того, как мы и ещё несколько озадаченных туристов побегали вокруг, подёргали двери, постучали в окошко, заведение открылось и сонный дядька запустил желающих в просторную кабину. Лифт поднимает народ на верхний уровень многослойного Лиссабона.
И там началось наша лиссабонская прогулка. Для начала мы не приняли великодушный подарок города и не сели в знаменитый старый трамвайчик № 28, упавший, образно говоря, прямо к нашим ногам. Но есть, конечно, не упавший, а остановившийся и распахнувший двери. Я махала руками, мол зайдём, зайдём, и даже подпрыгивала, а Лёшка с Ромкой замешкались, протормозили: „Куда, зачем...“. Главное, перед нами в трамвай входила сухонькая старушка в белоснежном кружевном жабо, а я точно знаю, что вкус у таких старушек во всем, что касается выбора трамваев, безошибочен. Так и вышло: пропустили „подарочный“ вагон, а потом долго гонялись за следующим, в азарте промахнули, кажется, мимо нескольких красот района Байша... Но в конце концов всё же догнали и прокатились, исключительно чтобы в который раз убедиться, что хотя эти безумные вагонетки весьма мило выглядят снаружи, но кататься на них – это только для смелых. Душно, тесно, тряско, громко... Трамвай завез нас в неизвестном направлении, и пришлось нам действительно гулять так гулять, по местам, куда редко ступала нога туриста.
Узенькие улицы Лиссабона похожи на американские горки: резко вниз, до самой нижней точки, а потом раз – и взлетают наверх. И всё это между ветхих разноцветных домов, обвешанных сушащимся бельем. Некоторые улочки заплетены разноцветными гирляндами, из цветной и блестящей бумаги, как будто у них вечный праздник, другие заставлены строительными лесами, кажется, прошловековыми, как будто у них вечный ремонт. Третьи совмещают в себе первое и второе: и леса, и гирлянды. Действительно, вечный ремонт – еще не повод отказываться от вечного праздника.
На ходу мы развлекались угадыванием имён встречных прохожих.
– О, смотри какая Франсишка! – говорит Лёшка про пухленькую девушку.
– А это явно девица Алешандра, – отвечаю я, показывая глазами на статную деву.
Повстречали еще сеньора душ Сантуш, Педру и Анну Марту, и еще Ружериу. Дону Карлоту, сеньора Пештану, Матуша и барышню Мадалену, сеньора Маурисиу Гонзага и дону Нелу. Дону Катарину, бабулю Машаду, Ану Софиу Мендонса, Виржилиу Андраде. И даже Мэтра Варелу! Ну и Шику с Вашку, разумеется. Чаще всего попадались Франсишки почему-то :)
Открою вам секрет: я воображала, что внезапно встречу на этих улочках автора всех этих персонажей. Но что ей там, в самом деле, искать, в такую жару.
Некоторые улицы вдруг выводят на неожиданно помпезные площади, другие – на смотровые площадки, с которых можно не только полюбоваться на город, но и посидеть в тени и фонтанчика или попить пива, вина или просто водички. Прошли через двор, где не было ни скамеек, ни пива, зато купались в фонтане дети, почти подростки. Так аппетитно они плескались, что захотелось немедленно к ним присоединиться. Вот бы они разинули глаза... Луиш, Лурдеш, Тьягу, Гидиня, Алисиня, Жоаниня и даже мраморные ангелицы по краям расплесканной чаши.
А по парочке узеньких улочек ходят фуникулеры, такие как будто бы маленькие вагончики-трамвайчики, разрисованные графити, упрямо лезущие чуть ли не по отвесному подъему. Мы прокатились на них всех. Смешно, в очередной раз вышли, огляделись и – оп-ля – мы, оказывается, приехали к самому нашему пенсиону. А мы и не заметили этого переулочка.
В обеденное время зашли наугад в первый попавшийся ресторанчик, и там оказалось удивительно:
Кажется, кроме нас там не было больше иностранных туристов. Зато порции были большими и вкусными, а сангрия близка по крепости к портвейну. Последнее, правда, было хотя и мило, но, между нам говоря, в обеденное время в августовском Лиссабоне не слишком-то разумно. Слишком жарко.
... Монастырь Джеронимуш не вписывался в схему наших прогулок: он далеко, до него надо ехать. Но уж очень он прекрасен, и Вашку да Гама молился там перед отплытием. И вот мы уже едем на вполне современном трамвае, и нечаянно слушаем разговоры отвратительно пахнущих дядек. О господи, где они нашли в Португалии такое отвратительное пойло?! Отвратительно воняя, они обсуждали на отвратительном русском языке, как поотвратительней обманывать доверчивых португальцев.
Фе.
Но зато Джеронимуш. Мавританские арочки, белые стройные колонны в середине раздвоенных окошек, сказки тысяча и одной ночи. Резные ажурные узоры и ажурные тени на блестящем полу галереи.
И потом – прямо мне в подарок – блошиный рынок в сквере напротив монастыря. Живой музей, настоящая история. Чудесная старая посуда, игрушки в которые играло, возможно, несколько поколений давно выросших детей, огромные сказочные фолианты, проложенные папиросной бумагой, старинные фотоаппараты, украшения, какие-то бусики, ридикюльчики неземной красоты... Не банальные сувениры, а всё живое, настоящее. Я там купила дивный кувшинчик, а в него явно наливали соус. Или, может, оливковое масло.
Кстати, а вы знали, что в Лиссабоне есть мост – чуть уменьшенная копия Санфранцисковского моста Золотые Ворота? И статуя Христа – чуть уменьшенная копия Риоджанейровского Христа? Знали, м?
***
На выезде из Лиссабона проезжаем мимо статуи Христа. Подобраться к нему – это тоже вполне себе квест. Но мы, покружив, подбираемся и даже поднимаемся на смотровую площадку под его кожей. С этой высоты город совершенно неузнаваем и... ничего особенного.
Португальское время кончилось, и мы возвращаемся обратно в Испанию. Останавливаемся пообедать в каком-то небольшом плавящемся от жары городке. Городок этот дыра дырой, и его название полностью выветрилось из моей головы.
Достойным упоминания эпизодом стало мое знакомство с тамошним местным жителем – мелкой собачкой. Знаете, такая, „с маленькой бородкой“ (с) и аккуратно подстриженными усами. Собачка сидела на пороге какой-то открытой двери, а я шла мимо и протянула руку к ее чёлке. Собачка обнюхала мою руку и благосклонно вильнула хвостиком. Я погладила ее по пушистой головенке, по шелковой спинке, почесала за ушами. А потом присела на корточки, собираясь сделать собачкин фотопортрет. Но у той были на меня другие планы. Она резво соскочила со своего порожка, обежала вокруг и, доверчиво привалившись к моей ноге с теневой стороны, разлеглась, подставив розовое пузико: ну, чеши давай!
***
А потом мы приехали в городок Лагос, а там, оказывается, океан и кругом реклама о местных «гротах» и о плаваньи с дельфинами. Ах, как бы я хотела поплавать с дельфинами! Но это всё-таки надо заказывать заранее, а вот сплавать к гротам… Возможно и поздновато, но нам повезло: поехали втроем на маленькой моторной лодки. Высушенный солнцем и просоленный океаном, наш гид, капитан и рулевой провез нас вдоль береговой линии Лагоса, рассказывая о «гротах» на всех языках подряд: смотрите, это слон, это большой мост, это храм, это шкатулка, это балалансер, это верблюд, а это большой салон… А это – малая арка, пригнитесь пожалуйста, сеньора. И почти сползаешь на дно лодки, потому что шершавый «потолок» того и гляди оцарапает макушку. Боже мой, какая же это красота, эти причудливые образования из ракушечника! Вдохнуть и не дышать. Не верится, что это всё создано неразумной природой – волнами и ветром. Нет, не может быть. Наверное, это какой-нибудь древний гениальный скульптор влюбился в морскую деву и, добиваясь ее любви, строил зАмки на границе воды и суши, строил и строил, с каждым разом всё прекраснее. Пока совсем не свихнулся от неразделенной любви, и не стал строить слонов, верблюдов и узенькие потайные арки.
И вода – чистейшая, лазурная, драгоценная! И маленькие пляжи вдоль берега, один другого уединенней. К некоторым надо спускаться по длинной деревянной лестнице, а к другим ведут только крутые осыпающиеся тропинки, обрамлённые длинными прядями шелковистой на вид и жесткой на ощупь травы. И каждый имеет имя. Я запомнила Дона Анна и Пиньяо.
Честно скажу: мне захотелось задержаться в Лагосе на пару дней. И с дельфинами поплавать…
Причалили к берегу и поехали по суше искать самый лучший из этих удивительных пляжей – пляж Доны Анны. Это было не так-то просто, потому что одно дело вода, а другое земля, не мне вам объяснять, но мы его нашли. Пока спускались по длинной деревянной лестнице, у меня в голове крутилась дурацкая мысль о том, что если будешь здесь тонуть, то можно прямо цитировать Пушкина. Простирать руки и взывать: «Я гибну, дона Анна!».
Наступал вечер, и от скал ползли по песку прохладные тени, но там, куда тени еще не дотянулись, песок был особенно золотым, а океан, океан, как ему и положено, лазурным. Вода опять была холодной, но мы искупались. И повалялись на песочке. И у меня вдруг появилось ощущение завершенности, и оказалось необязательным оставаться в Лагосе на пару дней. А с дельфинами мы уж поплаваем в другой раз.
Окончание следует.
Удивительным образом португальский берег реки Доуро оказался более ухоженным, чем испанский. А португальский язык показался на первый взгляд каким-то пьяноватым вариантом испанского. „У“ на месте „О“, а вместо кокетливой испаснской шепелявости, шмешное шипение, как будто язык не ворочается. „Штул и штол“. И еще „бом“ вместо „бон“. Впрочем, очень мило. Может, не пьяноватый, а просто детский? А я-то сначала было подумала, что языки совершенно не имеют ничего общего. Это „спасибо“ меня ввело в заблуждение: попробуйте-ка найти общие черты у „грасиас“ и „обригадо“.
Из приключений: в тот день мы проворонили обед. В Португалии же, знаете, строго с этим делом: с часу до полтретьего и – всё, кто не успел, тот опоздал, кухни везде закрываются на сиесту, соси лапу, грызи снеки. Но снеки нам не приглянулись, и у меня постепенно стало появляться чувство, что я сейчас натурально прилягу в обморок. Вот удивительно: на сорокоградусной жаре как будто не слишком хочется есть, но через какое-то время появляется дурное ощущение, что сейчас просто упадешь и не встанешь. Как будто силы
- Гроссе тассе? – внезапно переспросила продавщица на довольно бойком немецком, - Что ж вы сразу-то не сказали?
Так мы получили наш кофе, повеселились, поулыбались, всё съели и выпили, а затем мило распрощались. Мне очень хотелось немного задержаться, и расспросить тетеньку, откуда она так хорошо говорит по-немецки, но моё семейство не одобряет, когда я завожу разговоры с посторонними.
Ночевали в местечке Пиньяо. В описании говорилось, что мы сняли „виллу на одну спальню“ и я уже воображала себе всякие чудеса. Но на деле "вилла" оказалась маленькой квартиркой внутри беспорядочного нагромождении домиков, наперегонки карабкающихся по склону горы. Хозяйка (то есть ее дочь) встретила нас, как родных. Говорила, кстати, на прекрасном английском. Но увы, ни это радушие, ни английский, ни маленькие бутылочки портвейна, ни наполненность квартирки финтифлюшками, ни даже два вентилятора не компенсировали отсутствия кондиционера. Нормально уснуть удалось только часам к трём. Зато снилось нечто совершенно фантастическое. С полетами, черной магией, оживающими каменными химерами и таинственными встречами на старом кладбище.
***
Пейзажи по дороге из Пиньяо в Порту были еще красивее, чем накануне. А я-то, честно говоря, думала, что это уже невозможно.
Наученные наканунешним горьким опытом, мы сильно волновались насчет обеда. И, в общем, не зря. Ресторанов в этих горах, похоже не водилось. Совершенно случайно Лёшка своим орлиным (хотя и несколько близоруким) глазом заметил какую-то невнятную вывеску.
И – ура-ура! – это действительно оказался ресторан. Он казался продолжением личной кухни хозяев, как будто они случайно наготовили к обеду слишком много еды и пригласили соседей. И соседи пришли: разговорчивые старички, дорожные рабочие... Все как будто бы были знакомы, весело переговаривались между собой и с хозяевами, только мы да еще одна неместная (но все равно португальская) семья были чужаками. Хозяевами, официантами и прочим персоналом ресторана была немолодая пара. Оба очень такие... земные. Плотные, приземистые, крепкие. Обслуживать посетителей помогал небольшой румяный мальчик. Очевидно, младший сын. А может быть, и внук. Снова возник пресловутый языковой барьер, но здесь он оказался вполне преодолимым: „хрю-хрю“ и „куд-куда“, что тут не понять?
Обед оказался очень обильным, незамысловатым и баснословно дешевым. По 6 евро с носа, такого мы не еще видели.
***
А Порту и вовсе оказался прекрасен. Сначала, конечно же, состоялась обычная, но неизменно освежающая игра в поиски отеля в путанице узких улочек и всеми игнорируемых запрещающих знаков. Потом дамочка на рецепции нашего пенсиона устроила мне лёгкую встряску. Ка-ак начала что-то быстро-быстро говорить по-португальски, да с трагическим лицом, да хватаясь за голову... Оказалось,она думала, что в нашей комнате не застелена третья кровать. Когда, выяснилось, что всё в лучшем виде застелено, она заговорила еще быстрее, но облегченно, и так мило раскраснелась, прямо посмотреть было приятно.
Но зато потом, потом... От нашего пансиона до центра было каких-нибудь пара десятков шагов, и нам достался еще приличный кусок вечернего города, всех этих домов, покрытых плиткой азулежу и от этого выглядящих так, как будто они снаружи оклеены обоями в мелкий цветочек.
На особенно нарядных церквях азулежуш бело-голубая, со всякими сюжетами и узорами, так что церкви эти похожи одновременно на чайные сервизы Гжель и изразцовые печи... Только кафедральный собор Се больше всего напоминает мрачную средневековую крепость.
А знаменитый мост Луиша Первого! Выходишь на него от Се, и как будто ты в верхнем мире. Внизу, в 170-ти метрах – Рибейра – это такой район на берегу реки, который раньше был очень бедным, сейчас стал туристическим, но по слухам все равно не совсем благополучным – мешанина пестрых домиков разной степени развалистости, балкончики с неизменно сушащимся бельём, извилистые улочки-лесенки, убегающие наверх. Невыносимо заманчиво. С краю несколько домов заброшены и разрушены, и их поглотили заросли плюща. Как будто джунгли, даже немного жутковато: кусок города превратился в сплошное переплетение стеблей, листьев и больших лиловых цветов. Всё нежное, с ласковыми мягкими контурами, но сразу видно, очень упрямое. Живучее. Сверху выглядит, как застывшая зелено-лиловая волна. Кажется, она готова повоевать с городом за жизненное пространство. И дай ей волю, она потихоньку, ласково, но неумолимо поглотит его весь, сантиметр за сантиметром. Лёшка называет Рибейру „Требухейрой“, и это мало того, что остроумно, но еще и вполне правильно. Так вот, идёшь по "верхнему миру", мост чуть заметно раскачивается от ветра, мимо время от времени проезжают красивые современные трамваи, и ты посматриваешь вниз, на всю эту мелкую суету, воображая себя горни из романа Дяченко „Варан“. А потом спускаешься вниз в стеклянной кабинке фуникулера, выходишь и становишься уже почти что поддонком. И видишь вблизи лодки, груженые бочками портвейна, и чувствуешь запах рыбы, и чайки-кричайки пролетают прямо над головой. И ты переходишь мост Луиша Первого обратно, теперь уже по нижнему ярусу, а мимо грохочут вонючие грузовики, и дома Рибейры позволяют разглядеть себя вблизи, во всем своем вызывающе-ветхом великолепии, и неожиданные ступеньки лезут под ноги. А верхний ярус, верхний мир оказывается в такой невероятной высоте, что его как бы и нет вовсе.
Когда гуляешь по тесным улочкам „нижнего“ Порту, время от ремени неожиданно натыкаешься на какую-нибудь дивную церковь. Но ни сфотографировать ее, ни просто охватить взглядом невозможно, потому что площадь перед ней крошечная, как малогабаритная кухня. Вещь в себе, жемчужина в раковине.
Парадоксальным образом я ела в Порту лучшею в моей жизни пиццу: с красной рыбой и рукколой.
К сожалению оказалось, что знаменитые португальские десерты – это для нас слишком сладко, а знаменитые португальские лень, неторопливость и необязательность – слишком противно. Ну, и еще нам не очень нравится, когда чайки гадят нам на голову, хотя, говорят, это к деньгам :)
И попрошайки очень раздражают, но на них хорошо влияет русский язык: отлипают просто мгновенно.
Мне бы очень хотелось вернуться в Порту.
***
Из Порту в Лиссабон ехали не просто так, а сначала через городок Aveiro, который стремиться стать португальской Венецией. Ах, они все хотят стать какой-нибудь Венецией, северной, южной, но Венеция одна. Вот и Авейру – это просто городок с парочкой каналов и мостов, по которым катают туристов на гондолах. На гигантских моторных гондолах. Еще в Авейру есть несколько красивых домов и хорошеньких улочек. По субботам (а мы как раз подоспели к субботе) раскидывается на полянке самодеятельный базар. Всякие самобытные штучки из ракушек, вполне банальные сувениры, самодельновыделанные шкурки, деревянные игрушки, металлические панковские украшения и безумный фаянс. А еще там же на полянке, на берегу канала жарится на вертеле целый поросенок, и можно купить кусочек и съесть тут же рядом, за деревянным столом под пестрым пляжным зонтиком. К мясу подают хлеб и соленья, и есть всё это надо быстро, ловя разлетающиеся на ветру бумажные стаканчики и салфетки. Мы так и сделали. А фальшивыми гондолами и базаром - пренебрегли.
***
После Авейру был Peniche, и как это произносится по-португальски, я понятия не имею, похоже совсем языколомно, но зато там океан. И по другую его сторону Америка, примерно штат Нью-Йорк, и между нами только далёкий маяк и безумный-безумный ветер, и совсем уж невообразимые скалы, и камни, и лабиринты между этих камней, я таких еще не видела.
А с другой стороны полуострова длинный песчаный пляж, и мы даже искупались, несмотря на сильный ветер и почти полную невозможности припарковать машину – суббота же, народ купаться приехал. Вода, кстати, была весьма холодная. В этом месте все говорят «Ну что ты хочешь, это же Атлантика!» А я отвечаю: «А когда мы купались с другой стороны этого же самого океана, на Брайтон Бич, то вода была вполне себе тёплая.»
***
А потом уже был Лиссабон. Знаете, как Лиссабон произносится по-португальски? – Лишбоа. Очень эротично. „Из одежны на ней было лишь боа...“
Конечно, по-хорошему, Порту должен бы был пропустить Лиссабон вперед. Порту всё же поострее, и он несколько перебил нам аппетит.
Но всё равно. Мы, как обычно жили в самом-самом центре, на мощёной булыжником улице, недалеко от музыкального театра. Вечерами, когда дыхание океана изгоняет дневной жар, улица эта буквально взрывается бурной пряной жизнью летнего города, неудержимой, неутолимой, пылающей разноцветными фонарями, с ресторанами всех кухонь мира и их артистичными зазывалами, похожими на голливудских артистов, и официантами, похожими на английских аристократов. С продавцами летающих фосфорецирующих игрушек, с музыкой разнообразнейших жанров, и даже фаду, подумайте, фаду. И толпами прекраснейших городских ночных туристов. Все, как один, молоды, прекрасны и счастливы.
И эта шумная и прекрасная улица загадочным образом обрывалась в двух десятках шагов от нашего пенсиона. То есть улица-то продолжалась, и стены, и мостовая, но фонари, шум, веселье и жизнь были отрезаны, как ножом. За этой невидимой стеной начиналась темнота и тишина, и сонный покой, как будто бы это не Лиссабон, а заспанный провинциальный городишко. Сам пенсион тоже был весьма провинциальным. Особенно завтрак. Мне представлялось, что такая обстановка должна быть в сиротском приюте: затхло пахнущая столовка с обшарпанными столами, подгоревшие, но непропечёные плюшки и позёвывающая официантка-надзирательница. Только тошнотворного детсадовского какао не хватало.
Зато из окна нашей комнаты можно было заглянуть за толстую кирпичную стену, которую – еще одна странность – было как будто не видно снаружи. Участок за стеной сплошь порос вековым бурьяном, но у дома, который там стоял, были такие смешные черепичные крышки над чердачными окошками..! По-моему, я его не сфотографировала, такая балда.
…А знаменитый лиссабонский лифт Элевадор-ди-Санта-Жушта тоже находился от нас неподалёку. Правда, когда мы прибежали туда по утренней прохладе, в десятом часу – по нашей просыпающейся улице, через хорошенькую площадь с фонтаном, где собирался (как дождь) фотошутинг красивой капризной модельки в алом платье – лифт был закрыт. Несмотря на табличку «часы работы c 7:30 до 22:30». Только после того, как мы и ещё несколько озадаченных туристов побегали вокруг, подёргали двери, постучали в окошко, заведение открылось и сонный дядька запустил желающих в просторную кабину. Лифт поднимает народ на верхний уровень многослойного Лиссабона.
И там началось наша лиссабонская прогулка. Для начала мы не приняли великодушный подарок города и не сели в знаменитый старый трамвайчик № 28, упавший, образно говоря, прямо к нашим ногам. Но есть, конечно, не упавший, а остановившийся и распахнувший двери. Я махала руками, мол зайдём, зайдём, и даже подпрыгивала, а Лёшка с Ромкой замешкались, протормозили: „Куда, зачем...“. Главное, перед нами в трамвай входила сухонькая старушка в белоснежном кружевном жабо, а я точно знаю, что вкус у таких старушек во всем, что касается выбора трамваев, безошибочен. Так и вышло: пропустили „подарочный“ вагон, а потом долго гонялись за следующим, в азарте промахнули, кажется, мимо нескольких красот района Байша... Но в конце концов всё же догнали и прокатились, исключительно чтобы в который раз убедиться, что хотя эти безумные вагонетки весьма мило выглядят снаружи, но кататься на них – это только для смелых. Душно, тесно, тряско, громко... Трамвай завез нас в неизвестном направлении, и пришлось нам действительно гулять так гулять, по местам, куда редко ступала нога туриста.
Узенькие улицы Лиссабона похожи на американские горки: резко вниз, до самой нижней точки, а потом раз – и взлетают наверх. И всё это между ветхих разноцветных домов, обвешанных сушащимся бельем. Некоторые улочки заплетены разноцветными гирляндами, из цветной и блестящей бумаги, как будто у них вечный праздник, другие заставлены строительными лесами, кажется, прошловековыми, как будто у них вечный ремонт. Третьи совмещают в себе первое и второе: и леса, и гирлянды. Действительно, вечный ремонт – еще не повод отказываться от вечного праздника.
На ходу мы развлекались угадыванием имён встречных прохожих.
– О, смотри какая Франсишка! – говорит Лёшка про пухленькую девушку.
– А это явно девица Алешандра, – отвечаю я, показывая глазами на статную деву.
Повстречали еще сеньора душ Сантуш, Педру и Анну Марту, и еще Ружериу. Дону Карлоту, сеньора Пештану, Матуша и барышню Мадалену, сеньора Маурисиу Гонзага и дону Нелу. Дону Катарину, бабулю Машаду, Ану Софиу Мендонса, Виржилиу Андраде. И даже Мэтра Варелу! Ну и Шику с Вашку, разумеется. Чаще всего попадались Франсишки почему-то :)
Открою вам секрет: я воображала, что внезапно встречу на этих улочках автора всех этих персонажей. Но что ей там, в самом деле, искать, в такую жару.
Некоторые улицы вдруг выводят на неожиданно помпезные площади, другие – на смотровые площадки, с которых можно не только полюбоваться на город, но и посидеть в тени и фонтанчика или попить пива, вина или просто водички. Прошли через двор, где не было ни скамеек, ни пива, зато купались в фонтане дети, почти подростки. Так аппетитно они плескались, что захотелось немедленно к ним присоединиться. Вот бы они разинули глаза... Луиш, Лурдеш, Тьягу, Гидиня, Алисиня, Жоаниня и даже мраморные ангелицы по краям расплесканной чаши.
А по парочке узеньких улочек ходят фуникулеры, такие как будто бы маленькие вагончики-трамвайчики, разрисованные графити, упрямо лезущие чуть ли не по отвесному подъему. Мы прокатились на них всех. Смешно, в очередной раз вышли, огляделись и – оп-ля – мы, оказывается, приехали к самому нашему пенсиону. А мы и не заметили этого переулочка.
В обеденное время зашли наугад в первый попавшийся ресторанчик, и там оказалось удивительно:
Кажется, кроме нас там не было больше иностранных туристов. Зато порции были большими и вкусными, а сангрия близка по крепости к портвейну. Последнее, правда, было хотя и мило, но, между нам говоря, в обеденное время в августовском Лиссабоне не слишком-то разумно. Слишком жарко.
... Монастырь Джеронимуш не вписывался в схему наших прогулок: он далеко, до него надо ехать. Но уж очень он прекрасен, и Вашку да Гама молился там перед отплытием. И вот мы уже едем на вполне современном трамвае, и нечаянно слушаем разговоры отвратительно пахнущих дядек. О господи, где они нашли в Португалии такое отвратительное пойло?! Отвратительно воняя, они обсуждали на отвратительном русском языке, как поотвратительней обманывать доверчивых португальцев.
Фе.
Но зато Джеронимуш. Мавританские арочки, белые стройные колонны в середине раздвоенных окошек, сказки тысяча и одной ночи. Резные ажурные узоры и ажурные тени на блестящем полу галереи.
И потом – прямо мне в подарок – блошиный рынок в сквере напротив монастыря. Живой музей, настоящая история. Чудесная старая посуда, игрушки в которые играло, возможно, несколько поколений давно выросших детей, огромные сказочные фолианты, проложенные папиросной бумагой, старинные фотоаппараты, украшения, какие-то бусики, ридикюльчики неземной красоты... Не банальные сувениры, а всё живое, настоящее. Я там купила дивный кувшинчик, а в него явно наливали соус. Или, может, оливковое масло.
Кстати, а вы знали, что в Лиссабоне есть мост – чуть уменьшенная копия Санфранцисковского моста Золотые Ворота? И статуя Христа – чуть уменьшенная копия Риоджанейровского Христа? Знали, м?
***
На выезде из Лиссабона проезжаем мимо статуи Христа. Подобраться к нему – это тоже вполне себе квест. Но мы, покружив, подбираемся и даже поднимаемся на смотровую площадку под его кожей. С этой высоты город совершенно неузнаваем и... ничего особенного.
Португальское время кончилось, и мы возвращаемся обратно в Испанию. Останавливаемся пообедать в каком-то небольшом плавящемся от жары городке. Городок этот дыра дырой, и его название полностью выветрилось из моей головы.
Достойным упоминания эпизодом стало мое знакомство с тамошним местным жителем – мелкой собачкой. Знаете, такая, „с маленькой бородкой“ (с) и аккуратно подстриженными усами. Собачка сидела на пороге какой-то открытой двери, а я шла мимо и протянула руку к ее чёлке. Собачка обнюхала мою руку и благосклонно вильнула хвостиком. Я погладила ее по пушистой головенке, по шелковой спинке, почесала за ушами. А потом присела на корточки, собираясь сделать собачкин фотопортрет. Но у той были на меня другие планы. Она резво соскочила со своего порожка, обежала вокруг и, доверчиво привалившись к моей ноге с теневой стороны, разлеглась, подставив розовое пузико: ну, чеши давай!
***
А потом мы приехали в городок Лагос, а там, оказывается, океан и кругом реклама о местных «гротах» и о плаваньи с дельфинами. Ах, как бы я хотела поплавать с дельфинами! Но это всё-таки надо заказывать заранее, а вот сплавать к гротам… Возможно и поздновато, но нам повезло: поехали втроем на маленькой моторной лодки. Высушенный солнцем и просоленный океаном, наш гид, капитан и рулевой провез нас вдоль береговой линии Лагоса, рассказывая о «гротах» на всех языках подряд: смотрите, это слон, это большой мост, это храм, это шкатулка, это балалансер, это верблюд, а это большой салон… А это – малая арка, пригнитесь пожалуйста, сеньора. И почти сползаешь на дно лодки, потому что шершавый «потолок» того и гляди оцарапает макушку. Боже мой, какая же это красота, эти причудливые образования из ракушечника! Вдохнуть и не дышать. Не верится, что это всё создано неразумной природой – волнами и ветром. Нет, не может быть. Наверное, это какой-нибудь древний гениальный скульптор влюбился в морскую деву и, добиваясь ее любви, строил зАмки на границе воды и суши, строил и строил, с каждым разом всё прекраснее. Пока совсем не свихнулся от неразделенной любви, и не стал строить слонов, верблюдов и узенькие потайные арки.
И вода – чистейшая, лазурная, драгоценная! И маленькие пляжи вдоль берега, один другого уединенней. К некоторым надо спускаться по длинной деревянной лестнице, а к другим ведут только крутые осыпающиеся тропинки, обрамлённые длинными прядями шелковистой на вид и жесткой на ощупь травы. И каждый имеет имя. Я запомнила Дона Анна и Пиньяо.
Честно скажу: мне захотелось задержаться в Лагосе на пару дней. И с дельфинами поплавать…
Причалили к берегу и поехали по суше искать самый лучший из этих удивительных пляжей – пляж Доны Анны. Это было не так-то просто, потому что одно дело вода, а другое земля, не мне вам объяснять, но мы его нашли. Пока спускались по длинной деревянной лестнице, у меня в голове крутилась дурацкая мысль о том, что если будешь здесь тонуть, то можно прямо цитировать Пушкина. Простирать руки и взывать: «Я гибну, дона Анна!».
Наступал вечер, и от скал ползли по песку прохладные тени, но там, куда тени еще не дотянулись, песок был особенно золотым, а океан, океан, как ему и положено, лазурным. Вода опять была холодной, но мы искупались. И повалялись на песочке. И у меня вдруг появилось ощущение завершенности, и оказалось необязательным оставаться в Лагосе на пару дней. А с дельфинами мы уж поплаваем в другой раз.
Окончание следует.